Я ничего не имею против уличных собак. Правда, говорят, их по Брянску безнадзорно бегает три тысячи штук. И у всех — острые зубы и испорченные вольной жизнью характеры.
Кстати, я и против уличных людей ничего не имею, если все они меня не трогают, не гавкают и не пытаются сделать больно. К сожалению, христианский взгляд: если тебя укусят за одну ногу, подставь другую, — я исповедовать не могу, да и не хочу.
Но в любом случае по брянским улицам передвигаюсь с опаской: слишком много животных вокруг, готовых напасть на тебя, пусть ты ничего плохого им и не делаешь. Печальный список близких, покусанных собаками в Брянске, достаточно велик.
Только недавно маленькую дочку моей приятельницы напугала какая-то дрянь, напав на нее из-за угла. Моему брату безумная шавка порвала штаны, а свояку на даче и вовсе прокусила вену на ноге. Он хромает второй месяц.
Среди моих друзей есть одна очень хорошая женщина, которая достаточно убедительно мне рассказывала, что, если сегодня убрать с улиц бродячих собак, то, скорее всего в городе еще больше расплодятся крысы.
Увещевала меня, вероятно, правильными рассуждениями, что в плохом образе жизни животных виноваты люди, которые их нехорошо воспитали. Все бы так, но как мне себя вести, когда на меня несется бесноватая сволочь с вполне очевидными намерениями, а то и стая сволочей, им сегодня — вольница в нашем городе.
Мой брат после собачьего нападения теперь по городу вооружился цепью. И с гордостью рассказывает, что уже попал этой цепью по собачьей морде, которая облаивала его с особой страстью.
Не думаю, что тут есть чем гордиться, но как говорил Хармс: «Я понимаю, что вредных детей убивать плохо, но надо же что-то с ними делать!?»
Я живу на окраине, — там одни частные дома. И потому заранее знаю, где, чья собачья зона. На этих ничейных улицах живут и бродячие собаки, и хозяйские, которые носятся везде без намордников и с удовольствием нападают на прохожих, считая, что эта их земля, а не наша.
Вот на днях при мне на женщину напала такая скотина, и женщина испуганно и безуспешно отбивалась от нее сумочкой. Собака была явной психопаткой, и хорошо, что я успел попасть ей в бочину кирпичом до того, пока она не начала грызть эту женщину.
Теперь, если я вижу на улице беспризорную собаку, я непременно ищу или камень, или кол. И те, что раньше нападали на меня, ныне или залезают под калитки, или бегут прочь.
Очень умные животные, оказывается, они нападают только на беззащитных и слабых. Зато у меня две подруги ныне на работу ходят кружным путем, обходя плохие собачьи места, они девушки воспитанные, читали Достоевского и в собак в отличие от меня, мерзавца, камнями не бросаются.
Я себя слабым не считаю и полагаю, пусть лучше собаки меня боятся. Помню случай, как на меня напала очередная собака, я успел ударить ее палкой, и тут же на меня из-за забора накинулась, как оказалось, владелица собачки.
Я ей показываю, что ее собака мне штаны успела порвать, кричу, что ее собака должна дома сидеть на цепи, а не бегать по улицам, а та тетка мне в ответ орала, дескать, я сам виноват, а ее собачка вообще никого не трогает.
И заткнулась тетка и увела свою собаку, только тогда, когда я ей сказал, что этой палкой и ей самой сейчас дам по голове.
И пусть тогда меня, покусанного, судит потом наш самый справедливый в мире российский суд.
А что делать? Я лично уже и не знаю.
Владимир Сухоруков
